Первые размышления о преодолении катарсиса в гуманистической психодраме

В случае с Якобом Леви Морено, поскольку он проводит различие между различными типами катарсиса, многие субъективные типы опыта могут быть обозначены как катарсические феномены, соответственно. интерпретироваться как таковое. Расширение понятия катарсиса в психоанализе, которое провела его работа, означает интеграцию, выходящую за рамки простого расширения, ведущего к психодраме. Здесь человек может быть активен и тем самым всесторонне присутствовать, здесь, по Морено, возможен катарсис не только внутри индивида, но и между индивидами, связанными в конкретной ситуации, и т. д. С другой стороны, эта полнота означает возможности, но также и отсутствие ясности: у Морено явления катарсиса возможны почти в любой ситуации и для каждого человека – даже для нескольких людей одновременно. К сожалению, самому Морено не удалось провести качественного, систематического и достаточного изучения катарсиса. Хотя — ввиду постоянных изменений в культурах и вытекающих из этого требований к спонтанной адаптации людей — он неоднократно указывал на необходимость реорганизации культурных заповедников («деконсервация», «оживление культурных заповедников» — см. Морено, 2001, с. 77 и далее). ), его преемникам еще не удалось разработать соответствующую, соответственно «оживленную» концепцию катарсиса.

Отчеты об опыте воздействия гуманистической психодрамы
В рамках дополнительных обучающих мероприятий «Гуманистическая психодрама» Психотерапевтического института Бергерхаузена в Дуйсбурге различных главных героев попросили записать свои переживания во время более обширной психодраматической игры. Таким образом, следует уточнить, в какой степени главные герои описывают ситуацию переживания, которую можно найти в критериях катарсиса, представленных выше. Кроме того, следовало ожидать указаний на специфический способ действия гуманистически-психодраматических процессов действия.

Ниже представлены шесть протоколов, за которыми следуют оценки опыта.

ты

Я играла психодраму в основном в роли своей девушки, на протяжении всей игры была другим человеком.

В разогреве я описал сцену, как я лежу в постели со своей девушкой, она спит, но я хочу, чтобы она меня ласкала. Меняясь ролями со своей девушкой, я чувствовал, что Райнер рядом со мной надоедает мне, пытаясь поставить меня в «замок». В этот момент я также был очень чувствителен к прикосновениям к телу. Я вздрогнула, когда его жадная рука потянулась ко мне. Мои двойники и я обнаружили, что прикосновения ужасны. Кроме того, лежащий рядом со мной Райнер словесно требовал, чтобы я его любила. Это требование и прикосновения, которые заставляли меня вздрагивать, теперь усиливались по ходу процесса. Многие люди в группе начали «охотиться» за мной и хотят, чтобы я «любил меня». Я не мог вынести никакого прикосновения, и группа следовала за мной со словами и прикосновениями. Я хотел уйти, уйти, уйти. Я пригрозил одному из группы, что ударю его, если он снова прикоснется ко мне. Я выбрал этот, чтобы хотя бы избавиться от этого раздражения. Мой разум работал совершенно ясно, я знал, что мы просто играем в психодраму, и даже просил режиссера прекратить эту дерьмовую психодраму. Я почувствовал на своем теле, каково это, когда от кого-то требуют любви, что я и делал в отношениях с моей девушкой в ​​то время.

Затем мне удалось освободиться от вспомогательного эго, а затем снова поменявшись ролями, я снова стал Райнером. Я подошла к своей подруге, которую тогда играла Марианна, и плакала на нее, просто плакала на нее. Я понял, что она чувствовала, и я также понял, что я знаю это чувство прикосновения, переполненного требованиями любви, от моей матери. Я любил тогда так же, как моя глухая мать любила меня, пыталась любить меня.

Я порвала с несчастливыми отношениями после психодрамы. Я также попрощался со своей девушкой в ​​психодраме. Я не хотел ее так любить, это было невыносимо, я сам через это прошел. Смена ролей была почти идеальной, так как я чувствовал ту же чувствительность к прикосновениям, что и моя девушка, когда она была со мной. Облегчение, которое я испытал, состояло в том, что группа, наконец, отпустила меня, но это был очень долгий путь. Когда она отпустила меня, я победил, наконец-то освободился и обрел покой.

После психодрамы у меня было прекрасное чувство внутреннего покоя и ощущение, что я свой.

тело, которое принадлежит только мне. Важно было научиться уважать тела друг друга. Только после психодрамы я понял почему.

Благодаря психодраматической игре я испытал расширение своего восприятия и смог полностью понять другого человека. В голове я знал, что любовь к моей девушке была больной, теперь и это чувство достало. Это была обучающая ситуация для чувства, «ага-опыт» для моей эмоциональной области. Я испытал своего рода инверсию. Переориентация, которая заставила меня чувствовать себя счастливее, чем раньше. Мою психодраму, безусловно, можно интерпретировать на многих уровнях, потому что я также исполнил свое желание, чтобы вся группа бегала за мной и требовала моей любви. Это, конечно, одно из моих желаний, которое я себе запрещаю, но которое тоже есть. Другой уровень, безусловно, заключается в том, что я воспроизвел и разыграл более ранние переживания с моей матерью, которая также хотела чрезмерно любить меня. Я рад, что теперь это позади, и я вполне доволен этим.

О.

Наша старшая дочь покончила с собой в 21 год, не попрощавшись с ней после того, как мы думали, что она преодолела депрессию.

Поменявшись ролями с моей умершей дочерью, я узнал, что она не может написать прощальное письмо, потому что у нее уже нет на это сил. Ей потребовались все силы, чтобы решиться покончить с собой.

Я испытала огромное облегчение, когда поняла: наша дочь не может попрощаться, потому что любит нас. Она приняла решение без нас. Это было ее решение. Теперь я мог принять его.

ты

На семинаре по психодраме в Бург Бергерхаузене в 1981 году я научился снова воспринимать свои положительные чувства по отношению к матери и осознавать их. До этого я, наверное, замечал только «негативные». Я смогла освободиться от образа «старой» матери и теперь могу сказать, что психодрама послужила спусковым крючком для улучшения, теплых отношений с моей матерью.

Оглядываясь назад, я вспоминаю, что после психодрамы мне было «ничего» не ясно. Я был сбит с толку и каким-то образом почувствовал себя освобожденным и искупленным. Что-то произошло, но у меня не было немедленного решения на будущее. Моя тема была: Конфликт с матерью. У меня сложилось впечатление, что она хочет обнять меня, прижаться к ней — и я хочу оторваться от нее, прочь, прочь, прочь от нее. только как?

Это разрывание, это чувство застревания с матерью и желание уйти потом было инсценировано на сцене.

Интересно, что потом появился мой биологический отец и попросил меня уйти от матери.

По мере того, как вспомогательные эго тянули меня туда-сюда, туда-сюда, к моей матери, прочь от матери, я все больше и больше ощущал это чувство. Действие стало более интенсивным. Я чувствовал себя разбитым и не хотел ничего с этим делать, пока не смог больше терпеть и, наконец, вырвался на свободу, объяснил маме, почему я ухожу, и наконец ушел.

Не успел я оторваться, как почувствовал себя действительно беспомощным и бессильным между двумя силами, которые могут делать со мной все, что захотят. Я ощущал себя игрушкой этих двух сил.

В то время я всегда предполагал, что у моей матери было намерение, чтобы все, что она делала для меня, было направлено на то, чтобы я цеплялся за нее. Она делает это, чтобы мне было как можно труднее избавиться от нее.

Все ухаживания, стирка белья, чистка обуви, … и я этому сопротивлялась, но все же терпела. В доме всегда была драка. И я не хотел этого спора, поэтому мне пришлось уйти из дома, подумал я.

После психодраматической игры мало-помалу пришло озарение. Я понял, что в психодраме я имел дело с образом моей матери, который был во мне (мать, цепляющаяся за меня), и этот образ во мне мешал мне контактировать с настоящей матерью. Со временем я снова смог воспринять и выразить свои положительные чувства по отношению к маме. Наши отношения снова стали теплыми.

ЧАС.

Как главный герой, я хотел создать две полярные противоположности чувств, чтобы сопоставить их друг с другом. Вот что произошло, когда я попытался создать это чувство с помощью вспомогательного «я»: сначала я обратился к позитивному чувству и ощутил в фантазии/реальности, насколько оно прекрасно, но я не мог по-настоящему насладиться им. Используя методы психодрамы, я осознал в игре, что я как бы заперт в колоколе положительных возможностей, которые у меня есть, и не могу использовать или смаковать их с удовольствием. Что-то удерживает меня. Когда я персонифицирую это чувство «удерживания меня на земле» с помощью эго, и когда этот человек подходит ко мне, я вдруг осознаю: это моя мать. ш

снова моя мать. И мне становится жарко и холодно, и я заливаюсь слезами.

Опыт, полученный в игре, в последующие дни приходит ко мне редко, но несколько раз. Например, в следующей ситуации:

Я успешно выполнил что-то сложное и стою перед выполненной работой. Возникает радость и щемящая мысль сомнения: «А достаточно ли было сделано?» Сразу вспоминается психодраматическая картина с «Колоколом возможностей» и матерью-неудачником. После этого я могу наслаждаться счастьем от успешного выполнения сложной задачи с хорошим чувством.

Г.

Особенно мне запомнилась игра с родителями. Это была сцена, когда мне было 13 лет. Я хотел поехать в Дюссельдорф со своей девушкой, но мои родители не дали мне на это разрешения. Мы играли, когда мои родители и я сидели за обедом и обсуждали. Я был очень взволнован, много говорил, но ничего не делал.

В другой сцене — разговоре с мамой через несколько лет — у меня был важный опыт смены ролей с мамой, который передал двойник: «Я вообще-то совсем не сержусь, можешь идти», — говорит мать .

Эта совершенно новая мысль также вызвала эмоциональные изменения. Раньше у меня были чувства агрессии и беспомощности по отношению к маме. Я боялся причинить ей боль, опасаясь возмездия. После того, как вспомогательное я сыграло для меня идеальную мать — «я не злая» — я смогла дистанцироваться от своей настоящей матери и чувство — «я не имею права самоутверждаться» — смогла отбросить.

М

Моя психодрама была о депрессии. Я мог вспомнить три сцены, которые разыгрывались одна за другой. Последний, самый далекий во времени, был установлен, когда моя мать была беременна мной. Она говорила с моим отцом о том, что я ей очень не нужен, что я для нее слишком много.

Я еще раз ощутила всю грусть о нерожденном нежеланном ребенке и огорчилась, что стала такой обузой для моей бедной матери.

Я пронес это угнетение с собой через всю жизнь. Я снова испытал отдельные станции в игре, почувствовал, как печаль хочет держать меня пассивным и маленьким, сколько энергии мне стоило жить и расти в любом случае. Я еще раз испытала нежелание быть желанной, когда меня бросил муж, чувство, что даже сегодня, когда я любима и нужна, депрессия все еще со мной, я не могу отослать ее как часть себя. Только когда я достигла своего текущего возраста (в игре) и снова столкнулась со своей матерью уже взрослой женщиной, я смогла вырваться из депрессии. Благодаря тому, что я теперь знаю, я понял свою мать: почему она не хотела меня, что она не отвергла меня как Мариэль, что я не виноват в ее бремени. Я мгновенно понял, что отказ моей матери больше не опасен для меня.

Она сделала все, что могла, и я больше не нуждался в ней. На смену печали пришло чувство освобождения. Мне казалось, что теперь я могу ходить только прямо, я могу дышать глубоко. Было ощущение радости, «правильности», любопытства к жизни.

Полгода назад я играл в психодраме. С тех пор у меня нет депрессии.